Hell is paved with good intentions.
Работы с битвы. Без Fables
PREACHER
Название: Ирландский кофе
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: мини, 1236 слов
Канон: Preacher (comics)
Пейринг/Персонажи: Тюлип О`Хэйр, Кэссиди; упоминаниями – Святой Покровитель Убийц, Джесси Кастер
Категория: джен
Жанр: пропущенная сцена, дружба, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: фик по канону комикса, но написан под впечатлением от второго сезона сериала. Упоминание насилия, алкоголя, наркотических веществ, вампиризм, налет ООС.
Краткое содержание: Тюлип снятся кошмары – есть от чего.
Фикбук: ficbook.net/readfic/6658074/17011816
От автора: В каком-то смысле второй сезон "Проповедника" раскатал меня скалочкой, и вот они, последствия. При этом фик написан по канону комикса, в нем упоминается Си Колтрейн, и это то время, когда приятели тусят у него, как из текста понятно. Этакая попытка примирения канонов в голове - и головы с канонами.
читать дальшеТюлип снились кошмары.
В них заглядывал ковбой из ада. Он гремел шпорами на грязных сапогах и угрюмо смотрел на нее из-под полей потрепанной шляпы, как охотник смотрит на дичь, а потом — бах! И безболезненно вышибал ей мозги из черепа выстрелом огромного своего револьвера — выбрасывал Тюлип из сна в реальность, задыхающуюся, в ледяном поту.
Она чувствовала себя ужасно, и вдвойне — от того, что никогда не была трусихой.
Нельзя сказать, что Тюлип ничего не боялась. Но жизнь ее всегда была... Нет, слово «нормальной» здесь явно не подходило, как минимум из-за количества несправедливо обрушившегося на О’Хэйр всяческого и разного дерьма. Рационально осмысляемой? Не совсем дурдомом? Не напичканной мистикой? Тюлип не приходилось раньше задумываться о существовании ада, рая, ангелов, демонов, бога, вампиров, призраков. Она покрутила бы пальцем у виска, скажи ей кто, что она будет удирать в компании своего парня-священника, сверхъестественного всемогущего мозгового полипа и вампира-алкоголика от Святого Покровителя Убийц и искать Господа Всемогущего на грешной американской земле. Это было неправильно, нелогично, ужасно глупо, никому не нужно, временами довольно весело, но спала Тюлип от всего этого бардака очень плохо — чертов факт.
Именно поэтому она нервно пила сейчас дерьмовый кофе из запасов Си, тупо уставившись покрасневшими глазами на заваленный газетными вырезками и окурками журнальный столик. Грязно-кофейная окружность на его поверхности диаметром идеально совпадала с донышком кружки, которую Тюлип сжимала в руках, и мелкая дрожь, что начинала ее колотить понемногу, намекала: пора бы пристроить кружку на столик и вообще завязывать с кофеином. С мясом, которое она снова начала есть. С Богом, в которого она отказывалась верить. Вероятно, с Джесси.
С тем кошмаром, что плюхнулся рядом с Тюлип на диван, заставив ее вздрогнуть и едва ли не выронить злополучную кружку, — он тоже постепенно заполнял собой сны, как будто реальности и места на диване ему было мало.
— Что тут у нас? — Кэссиди заглянул в кружку Тюлип. — Гарсон, леди за пятым столиком больше не наливаем! Честно, сестренка, лучше бы ты пила что покрепче — и я не о пятой ложке кофе на одну порцию сейчас толкую. Хотя бы спала тогда ночами.
— Я тебе ночью мешаю? — поинтересовалась Тюлип, поставив, наконец, кофе на стол. — Ночь у нас только для кровососов?
— А вот это обидно сейчас было. Это как, знаешь, «равенство только для белых», «образование только для богатых» или «стринги только для девчонок». И «вампир», попрошу. Не «кровосос», не «упырь», не «долбодракула». Нужное слово на «В».
— Как скажешь, вампирские стринги.
— Будешь обзываться — буду называть тебя исключительно котлетой. Или бифштексом. Или «четвертая отрицательная».
Тюлип фыркнула, стараясь не выдать себя. Шутки шутками, а мурашки по коже у нее пробегали с некоторых пор от Кэссиди под боком регулярно.
Под разбитым стеклом очков — кровавое страшное месиво вместо глаза, все в крови — руки, вихрастые волосы, зубастая улыбка, футболка, — в цепких руках — агонизирующий полицейский с разорванной шейной артерией, и Кэссиди, сплевывая ошметок вырванной из его шеи плоти, невинно интересуется: «Что-то не так, ребятки?»
Тюлип была уверена: выяснять, откуда ему известна группа ее крови, она точно не хочет.
— Это я виноват, верно? — спросил Кэссиди, кивнув в сторону кружки.
— В том, что я пью кофе? — хмыкнула Тюлип.
— В том, что ты плохо спишь. Я гребаный Фредди Крюгер, — Кэссиди выглядел расстроенным.
— Не пережимай.
— У тебя под глазами уже такие мешки, что в них косячки от копов прятать можно.
— У тебя ведь нет девушки? Я не удивлена. Умело делаешь комплименты.
— Мне надо сваливать от вас с Джесси в закат, да?
«Да!» — что-то внутри Тюлип определенно завопило это в голос и пустилось отплясывать джигу, и ей стало неловко за себя.
— Нет, — вздохнула она вслух. — Что еще придумал. И вообще это не из-за тебя... по большей части. И без тебя хватает чертовщины.
— И божественного-благословенного тоже хватает до жопы, — согласился Кэссиди. — Это верно.
— Ты ведь просто шутишь насчет того, что как-нибудь мной пообедаешь? — уточнила Тюлип. Так, на всякий случай.
— Ох, ты что, я очень серьезен, да. И смотрю на людей как на ходячие пакетики с кровищей. Сплю и вижу, как терзаю глотки несчастных девственниц... и твою, да, твою в особенности. Это так глупо, Тюлип. Вот ты ведь у нас из веганов, и нравятся тебе эти свои салаты до усрачки, морковку там всякую уважаешь, капустку, питаешься ими, верно? И ты что, впадаешь в безумие при виде брюквы и хочешь броситься на каждый овощ на рынке — так, что ли?
— Сравнил тоже, — засмеялась Тюлип.
— А почему нет? Хотя ты права, сравнение не из удачных, потому что свою брюкву ты хотя бы любишь.
— Да я и не ела никогда эту твою брюкву.
— Ну и кровь тоже не пила — так вот, фанатеть от нее причин не больше, чем от брюквы. Дерьмо страшное.
— Я потеряла нить твоей мысли... Если она вообще была. Дерьмо — брюква или кровь?
— И то, и другое, — очень серьезно и со знанием дела заявил Кэссиди.
— Поверю на слово, — вздохнула Тюлип. — Я как-то не задумывалась, что тебе... не очень нравится, ну... твой образ жизни.
— А тебе бы нравился на моем месте? — удивился Кэссиди. — Кому-то вообще это может нравиться? Хотя мир полон идиотов.
— Это точно, — хмыкнула Тюлип. — И ты в их числе, если думаешь, что я тебя боюсь.
— Если тебе снится хренов ковбой, очень понимаю. Он жуткий, как гребаный Микки-Маус из черно-белого раннего Диснея, ты видела эту адову мышь? Она даже насвистывает на этом сраном пароходике свои песенки так, что мороз по коже хлеще чем от «Спи спокойно, крошка-звездочка».
— Ты боишься Микки-Мауса?
— Да кто его не боится, гигантскую гребаную мышь с этими черными глазищами, каждый — как анус самого сатаны? И уши эти... Я не знаю, что там курил старина Уолли, но это точно хуже, чем наш страшилище-ковбой. Сто процентов.
— Как скажешь, — Тюлип откашлялась, поперхнувшись смехом. Ее взгляд зацепился за штопку на видавшей виды безрукавке Кэссиди — косые торопливые стежки на боку, обгоревшие нитки по краю, под безрукавкой — новая чистая футболка. Старая разорвана пулей Покровителя и залита кровью хозяина. Как-то стыдно бояться ковбоя и его револьверов рядом с тем, из кого он недавно сделал решето.
Кэссиди недоумевающе проследил за ее взглядом — и истолковал его явно неверно, потому как полез во внутренний карман безрукавки и извлек оттуда фляжку.
— Это из чемодана Джесси, только ему не говори, — наверняка он подмигнул сейчас Тюлип под темными очками. — Хотя вообще пьянство — грех, и падре стоило бы это знать, — несколько капель упали в кружку с кофе.
— Кофе по-ирландски, — усмехнулась Тюлип.
— Так ты же любишь коктейли. «И чтобы зонтик торчал», — добавил Кэссиди, вставая, с кастеровским техасским акцентом. — Пойду посплю в гробу или поиграю на органе. А ты напейся — лучше в хламину,— он на ходу кинул ей фляжку с остатком виски, — и поспи, котлетка. Не забивай голову.
— Твой девиз по жизни, да? — окликнула его Тюлип, поймав флягу.
— Ага, — отозвался Кэссиди уже из дверей. — И по смерти тоже.
Тюлип подумала, что стоит в следующий раз спросить его, а страшно ли вообще умирать.
Хотя ответ ей, кажется, уже был известен.
Нет, не случайно кадр именно из сериала и именно эта сцена, блин ><.
Название: Хранитель
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: мини, 1470 слов
Канон: Preacher (comics)
Пейринг/Персонажи: Уильям Кэссиди, Проншиас Кэссиди
Категория: джен
Жанр: драма, пропущенная сцена
Рейтинг: PG - 13
Предупреждения: Гребаная лирика.
Краткое содержание: «Ты... рискуя своей жизнью, спас мою. НИКТО ради меня такого не делал, кроме моего брата, восемьдесят лет назад». (с) Немного о говорящих именах.
От автора: Проблемный текст, но я его люблю сама, несмотря ни на что. Как-то по-особому, как будто пыталась в нем выразить нечто очень важное и нефэндомное вовсе... И более-менее вышло. Надеюсь.
Навеян отчасти фильмом "Ветер, колышущий ячмень".
читать дальше
Такое не забывается, не стирается ни за человеческую жизнь, ни за чертов век.
Младший — он пока и есть младший. Билли — он Билли, для брата и друзей; для старших солидно «Уильям». Билли назвали в честь Виль-гель-ма О-ран-ско-го — ни больше ни меньше. И это тоже солидно и значимо. Ну, когда не грозит неприятностями.
— Ма-а-ам, можно мы на пляж?
— Опять? А в церковь? Да вы так забудете, как падре выглядит, — усмехается отец, правя перед мутным зеркалом воротник своей выходной рубашки.
— А сам-то! — всплескивает руками мама. — Забыл, наверное, как выглядит твой падре, когда женился на мне, а? И как тебя только не отлучили...
— Меня и отлучили, — подмигивает отец. — Ну, во всяком случае, очень бы этого хотели. Но папа из Рима не поедет лично со мной разбираться, а в церкви входная дверь всегда открыта.
— Мутная какая-то история, — щурится мама. — Иди, что уж, — бросает сыну. — И присматривай за младшим братом!
— Да куда я денусь, — вздыхает Билли. — Пошли, засранец мелкий.
— Молодой человек! За языком последи своим!
— А что? От папы и покрепче слыхал!
— Уильям!
Билли, хохоча, хватает младшего за рукав и спешит удрать, напоследок толкнув брата в кладовку.
— Удочки захвати, балда. Мам, мы рыбы принесем! Не злись!
Второе и более грозное «Уильям» замирает у мамы на губах, и на прощанье видно: она улыбается.
В церковь они почти не ходят — это относится и к отцовской, католической, и к материнской протестантской общине. Вот и сейчас воскресенье, а они просто болтаются без дела.
В воздухе болтаются ноги младшего, и Билли сжимает одной рукой его лодыжку, другой — удочки.
— Держись крепче, ну! — советует он сурово — и мчится вниз по склону к реке.
Земля далеко-далеко, потому что Билли — ужасно высокий. И сильный. У него широкие не по годам плечи и крепкая натруженная спина, сидеть верхом, на закорках, жестко, но надежно. Билли шестнадцать, однако он уже работает на заводе. В свободное время он здесь, с младшим, на берегу Лиффи, и теперь несется во весь дух, изображая боевую лошадь принца Оранского — не иначе. Травы колышутся вровень с поясом Билли как золотисто-зеленое море. Жесткие, опаленные солнцем стебли колко ломаются под коленями, когда Билли опускает младшего на землю у прибрежной полосы и сам устало падает рядом, прямо на песок.
Младшего назвали в честь святого Франциска. Об этом ему сказала тетушка Морна, суеверная бабка с лицом, похожим на сморщенное яблоко. Тетушка жила вместе с ними, как и двое ее сыновей с женами — не самая большая семья для забитых бедняками жилищ голодной столицы. У нее было трое внуков, а четвертый, маленький Микол, умер минувшим летом, и маленькое личико тетушки после этого стало еще меньше и еще морщинистей. Она и до того обычно сидела большую часть дня в полуразвалившемся кресле в уголке кухни — одновременно спальни для нее и двух ее внучек, — а после смерти Микола почти оттуда не вылезала, даже для того, чтобы помочь маме с готовкой.
— Ну-ка, подойди сюда, — позвала она как-то младшего вскоре после похорон.
Он подошел несмело, неуверенно — всегда побаивался старухи. Она посмотрела на него блеклыми глазами, окинула взглядом с ног до головы, словно примеряясь, — и схватила за руку.
— На счастье тебе, — сказала почти ласково, отпуская его. На запястье осталась грубая самотканая нить с тремя узелками.
— Первый — бедность, — сказала старуха, указав на один из узлов. — Из нее тебе не вырваться, как никому из нас в целом Дублине — и сил даже не трать, храни то, что имеешь. Второй — послушание, а то совсем от рук отбился. Не будешь слушать старших — свяжет тебя по рукам и ногам, так что и не вздохнешь. Третий — целомудрие. Все, как твой святой завещал. Во имя твоего хранителя.
— И это мне на счастье? — уточнил младший.
— Счастье твое — голова на плечах, — ответила тетушка Морна, отведя от него слезящийся старческий взгляд.
Младший почувствовал, как будто эту голову с него только что сняли. Или снимут совсем скоро.
Но страх почему-то быстро исчез.
— Ты там уснул, что ли? — Билли окликнул его уже с реки. Он стоял в воде по колено и смотрел выжидающе.
Младший встряхнулся, выпустил из пальцев окольцовывающую запястье нить, вскочил и неуклюже, путаясь в собственных ногах, подался к нему.
Младший рос не по дням, а по часам. Он словно стал выше за один этот долгий день — очередное воскресенье без церкви, свечей и органа, зато с серебристой пахучей рыбой, нанизанной на веревку и торжественно доставленной матери в город. Только веревка порвалась по дороге, а кумжа и окуни повалились в дорожную пыль.
— Вот ведь дьявольщина, — выругался Билли, подбирая рыбин. Младший, чуть подумав, сдернул шнур с руки, взял у брата связку, подхватил ее нитью тети Морны и закинул на плечо.
Билли свистнул одобрительно, хлопнул по спине — и пустил его вперед, глядя вслед и радостно, и с беспокойством.
Младший рос. Скоро его уже было не потаскать на закорках. Билли покрылся щетиной, стал носить, как отец, кепку и зачесывать назад жесткие русые с рыжиной волосы, в карманах у него завелись табак, гребешок, а иной раз и цветок от Сайни, или лента Мэри, или привет подобного сорта от еще какой красотки. Младший покрылся юношескими прыщами, выбивал из винтовки всего два из пяти, но никто не удивился, когда он пошел выбивать мозги англичанам под республиканские знамена.
Удивились лишь тому, что восемнадцати он не дождался.
Тетушки Морны уже не было на свете, так что охать и всплескивать руками — «я же говорила, Проншиас не убережет дурной своей головы» — было некому.
Выбивать мозги у него не получалось, и под градом пуль приходилось пытаться хоть как-то свои — по всеобщему и давнему заключению, и без того скудные — сберечь.
— Ты уснул? — Билли добавил пару крепких словечек, чтобы до брата дошло лучше. — Мы уходим, слышишь?!
Младший беспомощно оглянулся — на труп только что снятого снайпера, на дверь, за которой сам Пирс, на охрану у входа в оцепленное британцами здание.
— Мы не можем! Это же предательство... дезертирство!
— Слова-то какие выучил, — буркнул Билли, явно жалея, что сам учил его когда-то читать и лупил от души за криво выведенные в прописи буквы. — У-хо-дим! Ясно?
— Нас же... убьют, расстреляют, как предателей!
— Нас тут убьют, идиотина! — разозлился не на шутку Билли. — А выберусь, так меня мама убьет к чертям, если я не верну тебя домой живым! Ходу!
И подкрепил свои слова крепким пинком под зад, потом еще парой затрещин, как в детстве, из-за кривых прописей, потом пинки и затрещины достались тем, кто пытался помешать им уйти — Билли добавил еще и выстрелов, ничего не поделать.
Нечего обманываться: в то воскресенье под знаменами Свободной Ирландии был только один Кэссиди — тот, который умел стрелять. Уильям Кэссиди, ужасно злой оттого, что стрелять он умел, но это совершенно не было ему самому нужно — только чтобы непутевого брата защитить.
Билли — беглый республиканский солдат, снайпер Кэссиди — шел впереди: широкая спина, в руке — винтовка, зажал кепку под мышкой, гребешок где-то потерял, нервно зачесывал пятерней вспыхивающие на солнце ячменные с огненной искрой волосы, топтал сапогами дорогу прочь от Дублина и иллюзии младшего относительно того, что они с братом так романтично сражались плечом к плечу.
— ...Да пойми же ты, что Пирсу и другим командирам наши жизни нужны только затем, чтобы швырнуть их в костер чертовой революции и написать о героях очередную идиотскую поэму! Я пошел за тобой, чтобы ты копыта там не отбросил, дурень – только за этим. Чтобы сбежать при первой же возможности, убедить тебя вернуться домой, там любят тебя и волнуются, черт, в сотый раз тебе говорю, если до сих пор не дошло... — Билли резко остановился и обернулся к нему. — Господи, Проншиас!
«...Почему ты не можешь быть как все шестнадцатилетние мальчишки».
Теперь ему навсегда шестнадцать, и да, к слову. Он до сих пор не может.
Кэссиди, который умел стрелять, выпустил последний залп из своей винтовки в чудовище, убившее его младшего брата. Он так думал, не зная, что второй раз спас младшего. Впервые — в отряде повстанцев, повторно — там, у болота. Не стоило Билли, впрочем, знать, что брат выжил. Так выжил.
Больше младший его никогда не видел...
Хотя нет, это неправда.
Морщинистые руки, похожие на руки тетушки Морны, отпустили его, воды сомкнулись над головой... Это младший временами видит во сне, особенно ясно — когда рассеянный дневной свет все же добирается до него, тревожит и чуть щиплет веки сквозь шторы.
Брата никогда не видит — это верно.
Просто просыпается вечером, встает, потягивается — длинные руки, по-прежнему по-мальчишечьи тонкие, — и рассеянно зачесывает назад волосы. Совсем как Билли.
В его карманах водятся табак — сигареты, а не трубка, правда, он не курил трубку лет шестьдесят, — заколка какой-то Сэнди, или, если совсем повезло, записка с телефоном некой Молли. Он не умеет стрелять, но это явно умеет девчонка, что задыхается от бега рядом с ним на пассажирском сидении пикапа, пряча в сумочку злополучный пистолет. Она в сотню раз красивее всех Молли и Сэнди вместе взятых, да и Мэри с Сайни ничто рядом с ней, и брат бы порадовался за него, а после помер бы от зависти, если бы ее увидел.
— Я Тюлип, — представляется дамочка, решив, видимо, проявить вежливость.
Брат смотрит на него из зеркала уже восемь десятков лет, хоть что-то от брата, хотелось бы думать. Если уж приходится носить в себе, да еще и вечность, часть того, кто отнял его жизнь, то странно не сохранить хоть что-то от того, кто ее оберегал. Проншиас до смешного упорно не верит в ангелов-хранителей и прочую подобную чушь, но всегда привычно называет его имя, носит, как талисман:
— Кэссиди.
Название: Виноват кофе
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 912 слов
Канон: Preacher (TV show)
Пейринг/Персонажи: Фиор, ДеБланк, Генезис
Категория: джен
Жанр: юмор, абсурд, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: намек на насилие, кофеин, близость апокалипсиса, вольное обращение с каноном.
Краткое содержание: Присматривать за ребенком непросто. Присматривать за существом, превосходящим по силе Бога - тем более.
От автора: Любимый текст Сератна с этой битвы, если я не ошибаюсь
Написан от большой любви к ангельской "семейке" и от любви к пресловутой Сератне X)
читать дальшеАдефи — ангелы-ученые.
Следовательно, новый объект должен быть изучен.
— Наша задача — исследовать и оберегать. Так что вылезай из-под кровати.
— «Кровать». Спасибо, что напомнил, как называется эта штука.
ДеБланк возвел очи горе, сел на постель — нарочно плюхнулся потяжелее, чтобы Фиору пришлось несладко от прогнувшихся пружин — и мысленно начал считать от миллиона в обратном порядке. Нельзя было предугадать, сколько времени понадобится напарнику на этот раз. Фиор рассказывал, что в процессе расследования дела о совокуплении ангела и демона он, впервые услышав о содеянном отступниками, не мог прийти в себя как минимум земные сутки.
На счет 999 874 из-под покрывала показались покрытая редкими светлыми волосами голова и плечи.
— Вылезай, — повторил ДеБланк. — Ты и так его нервируешь.
— Я — нервирую? — округлил Фиор глаза. — Это... создание одним фактом своего существования ставит под угрозу весь мировой порядок, а ты говоришь, что я его нервирую?!
— Именно.
— Возмутительно.
— Возмутительно, что ты говоришь не со мной и не с ним, а с моим ботинком и пылью на полу. Это непрофессионально.
Фиор выбрался наружу, отряхнулся, стараясь держаться подальше от комода.
На комоде стояла жестяная банка из-под кофе — мирно, невинно разместившись между отельным буклетом, полотенцем и табличкой «Не беспокоить», снятой с дверной ручки.
— В конце концов, он всего лишь ребенок, — заметил ДеБланк. — По статистике детей-убийц не так уж и много. А детей-убийц ангелов не было в истории совсем, и Генезис не будет первым.
— Возможно, для нас он не опасен, но ты помнишь, на что он способен? Это была плохая идея — взять его с собой на землю...
— Ему тут нравится. Ребенок должен расти в благоприятных и комфортных для него условиях.
— Он удрал за пределы Галактики, как только вырвался!
— Но он вернулся.
— Поубивав кучу смертных.
— На то они и смертные, чтобы умирать. Многие из них заслужили рай, так мы и нашли его, через новичков в приемной апостола Петра, разве нет?
— Мир их праху.
— Да пребудут их души в покое. И ты, — ДеБланк ткнул в Фиора пальцем. — Не паникуй. И научись находить с ним, — он перевел палец в направлении банки, — общий язык.
— Я научусь, — кивнул Фиор. — Иначе миру конец.
— Вот и молодец, — ДеБланк поставил на стул рядом с кроватью шарманку, открыл крышку и взялся за рукоятку. — Приближается ночь. На этот раз ты споешь ему, чтобы он уснул.
Фиор нервно сглотнул.
— Не думаю, что это хорошая идея, — проговорил он, присев на постель и зажав между колен ладони.
— Ему нравятся песни. И вообще детей успокаивают колыбельными.
— Может, то, что он такой... беспокойный — из-за кофе? Эта банка... Кофе обладает тонизирующим эффектом, и, подбери мы другой сосуд, вероятно, Генезис был бы спокойнее...
Словно откликаясь на его слова, банка чуть сдвинулась на полке, издав странный звук, похожий на звон порванной струны и крик касатки разом.
— Ты полагаешь, что Генезис непредсказуем из-за кофе? Ты думаешь, что на самое могущественное существо во Вселенной могут оказывать влияние кофейные зерна? Фиор, это глупо. Спой ему «Дрема, Истома и Сон» и уложи спать дитя.
Фиор тихонько вздохнул и кивнул, выражая согласие. Банка мелко задрожала, постукивая о комод. ДеБланк начал крутить ручку, извлекая из шарманки заунывные звуки, а Фиор запел:
Дрема, Истома и Сон как-то раз
Вниз по хрустальной реке
Поплыли ловить волшебный алмаз
В стареньком башмаке...
Крышка с шипением сорвалась с банки и ударилась о потолок.
ДеБланк замер, и шарманка, жалобно скрипнув, умолкла.
— Кажется, ему не понравилось, — проговорил Фиор.
Едва видимое глазу нечто рванулось вверх, следом за крышкой, проделав аккуратную круглую дыру в потолке.
ДеБланк подошел к комоду и взглянул наверх. Соседка из номера этажом выше показалась в отверстии и пронзительно заверещала:
— Это еще что такое? Неуважение к частной жизни! Чертовы вуайеристы! А в стенах здесь прослушка, да? Дорогой, что я говорила? А ты еще утверждал, что это хороший отель! А это еще что?..
ДеБланк зажал уши от последовавшего за этим вопля соседки и издаваемых Генезисом звуков. На этот раз они напоминали расстроенную скрипку.
— Ты сфальшивил, — убежденно сказал он Фиору. — Теперь все очень плохо.
— А раньше было лучше? — спросил Фиор.
К женским воплям наверху добавились крики мужчины — видимо, мужа. Потом все резко стихло.
Фиор вынул из дорожного сундука замотанные в тряпки меч и щит и продолжил деловито копаться там.
— Это уже устарело, — заявил ДеБланк. — Теперь в моде огнестрельное оружие.
— Мушкеты?
— АКМ.
Фиор снял надетый было рыцарский шлем.
— Ты ведь читаешь книги людей, — с укором сказал ДеБланк.
— Последними были комиксы по артуровскому циклу. Там был демон, соединившийся с человеком. Человек мог погибнуть, но демон, слитый с его душой усилиями мага, исцелил и укрепил его...
— Ты увлекаешься. И уходишь от насущных проблем. Я думаю, что нам могут пригодиться гранаты. И стоит купить сборник стихов для детей, быть может, дело в песне, она ему просто наскучила...
— Постой, — Фиор вздрогнул от мелькнувшей у него мысли. — А если Генезис — как тот демон? Если он объединится со смертным...
— Душа, — переменился в лице ДеБланк. — Вероятно, ее он ищет на земле. Собирайся. И нам стоит запастись еще и парой ракет, или они недостаточно мобильны?
Фиор сунул в сундук банку и шарманку, захлопнул, попробовал приподнять — без щита, меча, шлема и двух комплектов нагрудников он стал куда легче. Временно.
— Бензопила, — сказал Фиор. — Если Генезис сольется с человеком, она может понадобиться.
— Не думаешь, что это слишком?
Фиор решительно помотал головой.
Самое сильное в мире существо-младенец сейчас совершало очередной смертоносный и бесконтрольный тур по земле, и это напоминало начало апокалипсиса.
И да, Фиор продолжал думать, что кофе сыграл в этом не последнюю роль.
WATCHMEN
Название: Белая тишина
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 800 слов
Канон: Watchmen (comics, movie)
Пейринг/Персонажи: Джонатан Остерман (Доктор Манхэттен), Уолтер Ковач (Роршах)/Китти Дженовезе
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Примечания/Предупреждения: насилие, смерть персонажа, возможен налет ООС, элементы гета.
Китти Дженовезе - героиня комикса Watchmen и реальное лицо.
Краткое содержание: Говорят, в момент, предшествующий смерти, перед глазами проносится вся жизнь. Иногда - перед глазами убийцы, оказывается.
От автора: Фик по "Хранителям" появился внезапно. Это редкая птица у меня - фики по ним. Налет ООСа есть. Но мне зачем-то жизненно понадобился именно такой ракурс Роршаха и Манхэттена, именно непривычный. Пошла на риск.
читать дальшеЭтого не было в реальности. Он знает почти наверняка — не было.
Он ведь никогда не видел ее живой — только черно-белую фотографию на газетной странице. Однако он точно знает, что болен, а больное расколотое сознание и не такое способно породить.
Не только чудовищ, но и ее.
Она невысокого роста — не выше его самого даже на каблуках.
— Можете мне помочь? — у нее приятный голос, и взгляд черных блестящих глаз-угольев смущает его. Хорошо, что она его не разглядывает, как это делают многие, брезгливо и оценивающе — а не ждать ли от этого типа какого вреда. Она смотрит прямо и открыто, глаза в глаза, и это ему нравится.
Уолтер не любит женщин — они будят в нем тревожные, смутные желания, воспоминания о матери, грязные, за которые ему хочется схватиться за собственное горло и сдавливать его до тех пор, пока не хрустнет — как еще от такого отмыться? Но в ней есть что-то пронзительно-чистое, невинное — в нежной округлости щек, в тонкой открытой шее с кольцами коротких темных волос. То, что не вызывает у него отторжения, но заставляет пульс резко менять ритм и разжигает неожиданный жар внутри.
— Я? — глупо и хрипло переспрашивает он, прекращая мести пол в цеху и опершись на щетку.
— Я хотела бы заказать платье из этой самой новой ткани, вы ведь ее уже видели? С подвижным узором.
— Вам стоило бы обратиться в ателье. Не на фабрику.
— Да бросьте! Ее просто нет в продаже, это же новинка. Я хорошо заплачу за индивидуальный заказ. Найдете мне тут человека, который за него возьмется?
Она не похожа на богатенькую — платье, опережающее моду, всего лишь прихоть, игрушка, за которую она готова выбросить на ветер, быть может, месячную зарплату, а то и больше. Уолтер не из тех, что ведутся на капризы, но он сам не понимает, как вышло, что она прошла по цеху дальше, и почему он пошел следом. Через память и ее образы струится пронизывающий их насквозь молочно-белый туман, и ее тонкие пальцы пробегают по ткани, переливающейся переменчивыми чернильными пятнами поверх туманно-белого.
— Это она. Удивительная, верно?
— Удивительная, — как во сне, повторяет он, стараясь отвести взгляд от черноты ресниц и кудрей и белизны кожи.
Они в его каморке, той, где он живет при фабрике, и она снимает плащ. Желтая лента мерки струится вдоль спины, и Уолтер отмечает в блокноте нужную длину будущего платья. Измеряет ширину плеч, прижимая ленту кончиками пальцев к теплому телу.
Все эти цифры и отметки потом пригодятся гробовщику.
Китти будет кричать, когда на нее нападут по пути к собственной квартире. Изнасилуют и убьют в собственном дворе, а соседи будут гасить свет в окнах и задергивать шторы, словно ткань способна приглушить крики. Словно ткань может стать препятствием злу.
И никто не выйдет из дома.
Он не снимал мерок и не шил ей платья, он даже не встречался с ней.
И это не ему, сидящему перед ней, она бросила на колени скользкое и прохладное платье, все в изменчивых кляксах.
— Отвратительно. Это никуда не годится. Настоящее уродство.
Ему кажется, словно она говорит не о платье, а о нем самом, и ему хочется спрятаться от нее, от всех, зарыться рябым уродливым лицом в прекрасную нежную ткань, сохранившую вопреки времени и здравому смыслу аромат ее кожи.
Аромат самой жизни.
Черно-белое перед его глазами превращается в сплошное черное, чтобы затем смениться синим светом — такой же резкий всплеск цвета посреди монохромного, как красная кровь в чернильной темноте переулка. Сияние, источаемое телом Доктора Манхэттена, приглушено закрывающей глаза Уолтера маской и слепящей белизной метели, но все равно невыносимо, неправильно яркое.
— Что вы видите, Уолтер?
— Красивую бабочку, — врет Роршах, глядя на черные кляксы.
Что видит, глядя сейчас на них же, Манхэттен, совершенно не важно.
Китти в его каморке выпутывается из платья, брезгливо стягивая с себя непослушную, словно прирастающую к коже, ткань.
Уолтер стягивает маску, скроенную из ее платья, отделяя от себя не нужного больше Роршаха.
Китти Дженовезе сочувственно улыбается ему сквозь метель с того света — если есть тот свет — близкая, как никогда. Именно так на прощанье улыбается жизнь.
Белизна ослепляет его, и Уолтер кричит в отчаянии, как кричала она — крик, на который никто не придет.
***
Доктор Манхэттен смотрит на свои пальцы, обагренные кровью Роршаха, на темные кровавые кляксы на снегу.
Для него не существует времени, сокровенности чужого разума и тайных желаний. Реальность Уолтера Ковача еще какие-то мгновения мельтешит перед ним черно-белыми призраками, и он проходит сквозь нее, как сквозь очередной зыбкий туман человеческого, преходящего, тленного.
Так странно. Кажется, что Роршах никогда никого не любил. И странно, что он плакал.
Из-за жертв Вейдта? Из-за мира? Из-за себя?
Из-за той девушки?
Крик умирающего человеческого существа — человечества, Уолтера, Китти — безмолвно звенит, леденея на холодном ветру.
Босые ступни висят в воздухе, не касаясь снега, и синий призрак плывет над мерзлой пустыней, спокойный и невозмутимый, как всегда, лишь самую малость нахмуривший свое безупречное иконописное чело.
Доктор Манхэттен ничего не знает о людях и знает о них все.
Больше, чем они сами.
JOHN CONSTANTINE: HELLBLAZER
Название: Звезда
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 379 слов
Канон: John Constantine: Hellblazer (comics)
Пейринг/Персонажи: Джон Константин, Астра
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Примечания/Предупреждения: Немного брани, кровь, оторванные конечности, смерть персонажа. Написано по комиксам Гарта Энниса.
Краткое содержание: Джон Константин и его кошмары. Все как обычно.
Задание: карта Таро «Звезда» в перевернутом значении "крушение надежд, отсрочка на неопределенный срок".
Фикбук: ficbook.net/readfic/6658112
От автора: Очень простая работа, на самом деле. Но, кстати, она долго "болела".
Написана на смерть Ю. Покойся с миром.
читать дальше
Он просыпается по утрам под звуки будильника — надтреснутый хрипловатый электрический гул, перекрывающий хруст костей и треск разрываемых сухожилий, — ощущая в руке ее ладонь.
Маленькая детская ладошка. Огромные глаза на крошечном личике и это самое умоляющее: «Ты ведь поможешь мне?»
Какое там. Ему бы кто помог.
Он спивается, продает душу демонам, обводит демонов вокруг пальца, колется и нюхает разную дрянь, дымит, как пароход, отхаркивает кусочки собственных легких, дерьмово, но живет.
Она — нет.
Демоны сожрали ее душу. Ее засосало в гребаный потусторонний мир ебаным адским душесосом, ее кровь вытянул Нергал через коктейльную трубочку — и тянет из него, Константина, заодно. Без всякой магии, хватает его, Константина, собственной блядской совести — видимо, эту лошадь еще не убил никотин из «Силк Кэт».
Однажды, в очередной пьяный — а как еще уснуть? — сон Астра приходит совсем другой. И он рад бы не узнать ее такой, но узнает.
Она вся сияет, словно и правда стала звездой, под стать своему имени. Ее тело наполнено иссиня-белым ослепительно-ярким светом, кожа прозрачна, как стенки стеклянного сосуда, волосы похожи на извивающиеся потоки белесого сигаретного дыма, в глазах-безднах космос плещется нефтяной чернотой и поблескивает неведомыми галактиками. Она — целая вселенная, безупречность и гармонию которой разрушает изуродованная культя оторванной Нергалом руки.
И разрушает то, откуда она.
— Ты пришла, чтобы забрать меня, — шепчут его губы уже не во сне, и Джон знает, что спит, и знает, что глаза его открыты наяву, невидящие.
— Я пришла, чтобы ты увидел, что я такое теперь. И чтобы сказать, что я тебя ненавижу. И больше никогда не попрошу о помощи.
— Я по-прежнему хочу помочь тебе, Астра.
— Джон, — звездное дитя качает головой. — Посмотри на себя. Кому из нас нужна помощь?
Он знает, что близок к смерти. Кровь наполняет горло во сне, и это не демоны, не Астра, что стала одним из них, а только гребаный рак.
Кто бы помог ему, ведь надежды почти не осталось.
Астра целует его в покрытый ледяным потом лоб. Это было бы ласково, если бы не оскаленные акульи зубы и смрад от ее дыхания рядом с его лицом. Она пахнет гниением и серой, кто бы сомневался.
— Я больше не приду, — шепчет Астра ему в ухо. — Этот раз — последний.
В последнее мгновение он видит ее не прежней. И это перед погружением во тьму мучает его больше всего.
PREACHER
Название: Ирландский кофе
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: мини, 1236 слов
Канон: Preacher (comics)
Пейринг/Персонажи: Тюлип О`Хэйр, Кэссиди; упоминаниями – Святой Покровитель Убийц, Джесси Кастер
Категория: джен
Жанр: пропущенная сцена, дружба, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: фик по канону комикса, но написан под впечатлением от второго сезона сериала. Упоминание насилия, алкоголя, наркотических веществ, вампиризм, налет ООС.
Краткое содержание: Тюлип снятся кошмары – есть от чего.
Фикбук: ficbook.net/readfic/6658074/17011816
От автора: В каком-то смысле второй сезон "Проповедника" раскатал меня скалочкой, и вот они, последствия. При этом фик написан по канону комикса, в нем упоминается Си Колтрейн, и это то время, когда приятели тусят у него, как из текста понятно. Этакая попытка примирения канонов в голове - и головы с канонами.
читать дальшеТюлип снились кошмары.
В них заглядывал ковбой из ада. Он гремел шпорами на грязных сапогах и угрюмо смотрел на нее из-под полей потрепанной шляпы, как охотник смотрит на дичь, а потом — бах! И безболезненно вышибал ей мозги из черепа выстрелом огромного своего револьвера — выбрасывал Тюлип из сна в реальность, задыхающуюся, в ледяном поту.
Она чувствовала себя ужасно, и вдвойне — от того, что никогда не была трусихой.
Нельзя сказать, что Тюлип ничего не боялась. Но жизнь ее всегда была... Нет, слово «нормальной» здесь явно не подходило, как минимум из-за количества несправедливо обрушившегося на О’Хэйр всяческого и разного дерьма. Рационально осмысляемой? Не совсем дурдомом? Не напичканной мистикой? Тюлип не приходилось раньше задумываться о существовании ада, рая, ангелов, демонов, бога, вампиров, призраков. Она покрутила бы пальцем у виска, скажи ей кто, что она будет удирать в компании своего парня-священника, сверхъестественного всемогущего мозгового полипа и вампира-алкоголика от Святого Покровителя Убийц и искать Господа Всемогущего на грешной американской земле. Это было неправильно, нелогично, ужасно глупо, никому не нужно, временами довольно весело, но спала Тюлип от всего этого бардака очень плохо — чертов факт.
Именно поэтому она нервно пила сейчас дерьмовый кофе из запасов Си, тупо уставившись покрасневшими глазами на заваленный газетными вырезками и окурками журнальный столик. Грязно-кофейная окружность на его поверхности диаметром идеально совпадала с донышком кружки, которую Тюлип сжимала в руках, и мелкая дрожь, что начинала ее колотить понемногу, намекала: пора бы пристроить кружку на столик и вообще завязывать с кофеином. С мясом, которое она снова начала есть. С Богом, в которого она отказывалась верить. Вероятно, с Джесси.
С тем кошмаром, что плюхнулся рядом с Тюлип на диван, заставив ее вздрогнуть и едва ли не выронить злополучную кружку, — он тоже постепенно заполнял собой сны, как будто реальности и места на диване ему было мало.
— Что тут у нас? — Кэссиди заглянул в кружку Тюлип. — Гарсон, леди за пятым столиком больше не наливаем! Честно, сестренка, лучше бы ты пила что покрепче — и я не о пятой ложке кофе на одну порцию сейчас толкую. Хотя бы спала тогда ночами.
— Я тебе ночью мешаю? — поинтересовалась Тюлип, поставив, наконец, кофе на стол. — Ночь у нас только для кровососов?
— А вот это обидно сейчас было. Это как, знаешь, «равенство только для белых», «образование только для богатых» или «стринги только для девчонок». И «вампир», попрошу. Не «кровосос», не «упырь», не «долбодракула». Нужное слово на «В».
— Как скажешь, вампирские стринги.
— Будешь обзываться — буду называть тебя исключительно котлетой. Или бифштексом. Или «четвертая отрицательная».
Тюлип фыркнула, стараясь не выдать себя. Шутки шутками, а мурашки по коже у нее пробегали с некоторых пор от Кэссиди под боком регулярно.
Под разбитым стеклом очков — кровавое страшное месиво вместо глаза, все в крови — руки, вихрастые волосы, зубастая улыбка, футболка, — в цепких руках — агонизирующий полицейский с разорванной шейной артерией, и Кэссиди, сплевывая ошметок вырванной из его шеи плоти, невинно интересуется: «Что-то не так, ребятки?»
Тюлип была уверена: выяснять, откуда ему известна группа ее крови, она точно не хочет.
— Это я виноват, верно? — спросил Кэссиди, кивнув в сторону кружки.
— В том, что я пью кофе? — хмыкнула Тюлип.
— В том, что ты плохо спишь. Я гребаный Фредди Крюгер, — Кэссиди выглядел расстроенным.
— Не пережимай.
— У тебя под глазами уже такие мешки, что в них косячки от копов прятать можно.
— У тебя ведь нет девушки? Я не удивлена. Умело делаешь комплименты.
— Мне надо сваливать от вас с Джесси в закат, да?
«Да!» — что-то внутри Тюлип определенно завопило это в голос и пустилось отплясывать джигу, и ей стало неловко за себя.
— Нет, — вздохнула она вслух. — Что еще придумал. И вообще это не из-за тебя... по большей части. И без тебя хватает чертовщины.
— И божественного-благословенного тоже хватает до жопы, — согласился Кэссиди. — Это верно.
— Ты ведь просто шутишь насчет того, что как-нибудь мной пообедаешь? — уточнила Тюлип. Так, на всякий случай.
— Ох, ты что, я очень серьезен, да. И смотрю на людей как на ходячие пакетики с кровищей. Сплю и вижу, как терзаю глотки несчастных девственниц... и твою, да, твою в особенности. Это так глупо, Тюлип. Вот ты ведь у нас из веганов, и нравятся тебе эти свои салаты до усрачки, морковку там всякую уважаешь, капустку, питаешься ими, верно? И ты что, впадаешь в безумие при виде брюквы и хочешь броситься на каждый овощ на рынке — так, что ли?
— Сравнил тоже, — засмеялась Тюлип.
— А почему нет? Хотя ты права, сравнение не из удачных, потому что свою брюкву ты хотя бы любишь.
— Да я и не ела никогда эту твою брюкву.
— Ну и кровь тоже не пила — так вот, фанатеть от нее причин не больше, чем от брюквы. Дерьмо страшное.
— Я потеряла нить твоей мысли... Если она вообще была. Дерьмо — брюква или кровь?
— И то, и другое, — очень серьезно и со знанием дела заявил Кэссиди.
— Поверю на слово, — вздохнула Тюлип. — Я как-то не задумывалась, что тебе... не очень нравится, ну... твой образ жизни.
— А тебе бы нравился на моем месте? — удивился Кэссиди. — Кому-то вообще это может нравиться? Хотя мир полон идиотов.
— Это точно, — хмыкнула Тюлип. — И ты в их числе, если думаешь, что я тебя боюсь.
— Если тебе снится хренов ковбой, очень понимаю. Он жуткий, как гребаный Микки-Маус из черно-белого раннего Диснея, ты видела эту адову мышь? Она даже насвистывает на этом сраном пароходике свои песенки так, что мороз по коже хлеще чем от «Спи спокойно, крошка-звездочка».
— Ты боишься Микки-Мауса?
— Да кто его не боится, гигантскую гребаную мышь с этими черными глазищами, каждый — как анус самого сатаны? И уши эти... Я не знаю, что там курил старина Уолли, но это точно хуже, чем наш страшилище-ковбой. Сто процентов.
— Как скажешь, — Тюлип откашлялась, поперхнувшись смехом. Ее взгляд зацепился за штопку на видавшей виды безрукавке Кэссиди — косые торопливые стежки на боку, обгоревшие нитки по краю, под безрукавкой — новая чистая футболка. Старая разорвана пулей Покровителя и залита кровью хозяина. Как-то стыдно бояться ковбоя и его револьверов рядом с тем, из кого он недавно сделал решето.
Кэссиди недоумевающе проследил за ее взглядом — и истолковал его явно неверно, потому как полез во внутренний карман безрукавки и извлек оттуда фляжку.
— Это из чемодана Джесси, только ему не говори, — наверняка он подмигнул сейчас Тюлип под темными очками. — Хотя вообще пьянство — грех, и падре стоило бы это знать, — несколько капель упали в кружку с кофе.
— Кофе по-ирландски, — усмехнулась Тюлип.
— Так ты же любишь коктейли. «И чтобы зонтик торчал», — добавил Кэссиди, вставая, с кастеровским техасским акцентом. — Пойду посплю в гробу или поиграю на органе. А ты напейся — лучше в хламину,— он на ходу кинул ей фляжку с остатком виски, — и поспи, котлетка. Не забивай голову.
— Твой девиз по жизни, да? — окликнула его Тюлип, поймав флягу.
— Ага, — отозвался Кэссиди уже из дверей. — И по смерти тоже.
Тюлип подумала, что стоит в следующий раз спросить его, а страшно ли вообще умирать.
Хотя ответ ей, кажется, уже был известен.
Нет, не случайно кадр именно из сериала и именно эта сцена, блин ><.
Название: Хранитель
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: мини, 1470 слов
Канон: Preacher (comics)
Пейринг/Персонажи: Уильям Кэссиди, Проншиас Кэссиди
Категория: джен
Жанр: драма, пропущенная сцена
Рейтинг: PG - 13
Предупреждения: Гребаная лирика.
Краткое содержание: «Ты... рискуя своей жизнью, спас мою. НИКТО ради меня такого не делал, кроме моего брата, восемьдесят лет назад». (с) Немного о говорящих именах.
От автора: Проблемный текст, но я его люблю сама, несмотря ни на что. Как-то по-особому, как будто пыталась в нем выразить нечто очень важное и нефэндомное вовсе... И более-менее вышло. Надеюсь.
Навеян отчасти фильмом "Ветер, колышущий ячмень".
читать дальше
Такое не забывается, не стирается ни за человеческую жизнь, ни за чертов век.
Младший — он пока и есть младший. Билли — он Билли, для брата и друзей; для старших солидно «Уильям». Билли назвали в честь Виль-гель-ма О-ран-ско-го — ни больше ни меньше. И это тоже солидно и значимо. Ну, когда не грозит неприятностями.
— Ма-а-ам, можно мы на пляж?
— Опять? А в церковь? Да вы так забудете, как падре выглядит, — усмехается отец, правя перед мутным зеркалом воротник своей выходной рубашки.
— А сам-то! — всплескивает руками мама. — Забыл, наверное, как выглядит твой падре, когда женился на мне, а? И как тебя только не отлучили...
— Меня и отлучили, — подмигивает отец. — Ну, во всяком случае, очень бы этого хотели. Но папа из Рима не поедет лично со мной разбираться, а в церкви входная дверь всегда открыта.
— Мутная какая-то история, — щурится мама. — Иди, что уж, — бросает сыну. — И присматривай за младшим братом!
— Да куда я денусь, — вздыхает Билли. — Пошли, засранец мелкий.
— Молодой человек! За языком последи своим!
— А что? От папы и покрепче слыхал!
— Уильям!
Билли, хохоча, хватает младшего за рукав и спешит удрать, напоследок толкнув брата в кладовку.
— Удочки захвати, балда. Мам, мы рыбы принесем! Не злись!
Второе и более грозное «Уильям» замирает у мамы на губах, и на прощанье видно: она улыбается.
В церковь они почти не ходят — это относится и к отцовской, католической, и к материнской протестантской общине. Вот и сейчас воскресенье, а они просто болтаются без дела.
В воздухе болтаются ноги младшего, и Билли сжимает одной рукой его лодыжку, другой — удочки.
— Держись крепче, ну! — советует он сурово — и мчится вниз по склону к реке.
Земля далеко-далеко, потому что Билли — ужасно высокий. И сильный. У него широкие не по годам плечи и крепкая натруженная спина, сидеть верхом, на закорках, жестко, но надежно. Билли шестнадцать, однако он уже работает на заводе. В свободное время он здесь, с младшим, на берегу Лиффи, и теперь несется во весь дух, изображая боевую лошадь принца Оранского — не иначе. Травы колышутся вровень с поясом Билли как золотисто-зеленое море. Жесткие, опаленные солнцем стебли колко ломаются под коленями, когда Билли опускает младшего на землю у прибрежной полосы и сам устало падает рядом, прямо на песок.
Младшего назвали в честь святого Франциска. Об этом ему сказала тетушка Морна, суеверная бабка с лицом, похожим на сморщенное яблоко. Тетушка жила вместе с ними, как и двое ее сыновей с женами — не самая большая семья для забитых бедняками жилищ голодной столицы. У нее было трое внуков, а четвертый, маленький Микол, умер минувшим летом, и маленькое личико тетушки после этого стало еще меньше и еще морщинистей. Она и до того обычно сидела большую часть дня в полуразвалившемся кресле в уголке кухни — одновременно спальни для нее и двух ее внучек, — а после смерти Микола почти оттуда не вылезала, даже для того, чтобы помочь маме с готовкой.
— Ну-ка, подойди сюда, — позвала она как-то младшего вскоре после похорон.
Он подошел несмело, неуверенно — всегда побаивался старухи. Она посмотрела на него блеклыми глазами, окинула взглядом с ног до головы, словно примеряясь, — и схватила за руку.
— На счастье тебе, — сказала почти ласково, отпуская его. На запястье осталась грубая самотканая нить с тремя узелками.
— Первый — бедность, — сказала старуха, указав на один из узлов. — Из нее тебе не вырваться, как никому из нас в целом Дублине — и сил даже не трать, храни то, что имеешь. Второй — послушание, а то совсем от рук отбился. Не будешь слушать старших — свяжет тебя по рукам и ногам, так что и не вздохнешь. Третий — целомудрие. Все, как твой святой завещал. Во имя твоего хранителя.
— И это мне на счастье? — уточнил младший.
— Счастье твое — голова на плечах, — ответила тетушка Морна, отведя от него слезящийся старческий взгляд.
Младший почувствовал, как будто эту голову с него только что сняли. Или снимут совсем скоро.
Но страх почему-то быстро исчез.
— Ты там уснул, что ли? — Билли окликнул его уже с реки. Он стоял в воде по колено и смотрел выжидающе.
Младший встряхнулся, выпустил из пальцев окольцовывающую запястье нить, вскочил и неуклюже, путаясь в собственных ногах, подался к нему.
Младший рос не по дням, а по часам. Он словно стал выше за один этот долгий день — очередное воскресенье без церкви, свечей и органа, зато с серебристой пахучей рыбой, нанизанной на веревку и торжественно доставленной матери в город. Только веревка порвалась по дороге, а кумжа и окуни повалились в дорожную пыль.
— Вот ведь дьявольщина, — выругался Билли, подбирая рыбин. Младший, чуть подумав, сдернул шнур с руки, взял у брата связку, подхватил ее нитью тети Морны и закинул на плечо.
Билли свистнул одобрительно, хлопнул по спине — и пустил его вперед, глядя вслед и радостно, и с беспокойством.
Младший рос. Скоро его уже было не потаскать на закорках. Билли покрылся щетиной, стал носить, как отец, кепку и зачесывать назад жесткие русые с рыжиной волосы, в карманах у него завелись табак, гребешок, а иной раз и цветок от Сайни, или лента Мэри, или привет подобного сорта от еще какой красотки. Младший покрылся юношескими прыщами, выбивал из винтовки всего два из пяти, но никто не удивился, когда он пошел выбивать мозги англичанам под республиканские знамена.
Удивились лишь тому, что восемнадцати он не дождался.
Тетушки Морны уже не было на свете, так что охать и всплескивать руками — «я же говорила, Проншиас не убережет дурной своей головы» — было некому.
Выбивать мозги у него не получалось, и под градом пуль приходилось пытаться хоть как-то свои — по всеобщему и давнему заключению, и без того скудные — сберечь.
— Ты уснул? — Билли добавил пару крепких словечек, чтобы до брата дошло лучше. — Мы уходим, слышишь?!
Младший беспомощно оглянулся — на труп только что снятого снайпера, на дверь, за которой сам Пирс, на охрану у входа в оцепленное британцами здание.
— Мы не можем! Это же предательство... дезертирство!
— Слова-то какие выучил, — буркнул Билли, явно жалея, что сам учил его когда-то читать и лупил от души за криво выведенные в прописи буквы. — У-хо-дим! Ясно?
— Нас же... убьют, расстреляют, как предателей!
— Нас тут убьют, идиотина! — разозлился не на шутку Билли. — А выберусь, так меня мама убьет к чертям, если я не верну тебя домой живым! Ходу!
И подкрепил свои слова крепким пинком под зад, потом еще парой затрещин, как в детстве, из-за кривых прописей, потом пинки и затрещины достались тем, кто пытался помешать им уйти — Билли добавил еще и выстрелов, ничего не поделать.
Нечего обманываться: в то воскресенье под знаменами Свободной Ирландии был только один Кэссиди — тот, который умел стрелять. Уильям Кэссиди, ужасно злой оттого, что стрелять он умел, но это совершенно не было ему самому нужно — только чтобы непутевого брата защитить.
Билли — беглый республиканский солдат, снайпер Кэссиди — шел впереди: широкая спина, в руке — винтовка, зажал кепку под мышкой, гребешок где-то потерял, нервно зачесывал пятерней вспыхивающие на солнце ячменные с огненной искрой волосы, топтал сапогами дорогу прочь от Дублина и иллюзии младшего относительно того, что они с братом так романтично сражались плечом к плечу.
— ...Да пойми же ты, что Пирсу и другим командирам наши жизни нужны только затем, чтобы швырнуть их в костер чертовой революции и написать о героях очередную идиотскую поэму! Я пошел за тобой, чтобы ты копыта там не отбросил, дурень – только за этим. Чтобы сбежать при первой же возможности, убедить тебя вернуться домой, там любят тебя и волнуются, черт, в сотый раз тебе говорю, если до сих пор не дошло... — Билли резко остановился и обернулся к нему. — Господи, Проншиас!
«...Почему ты не можешь быть как все шестнадцатилетние мальчишки».
Теперь ему навсегда шестнадцать, и да, к слову. Он до сих пор не может.
Кэссиди, который умел стрелять, выпустил последний залп из своей винтовки в чудовище, убившее его младшего брата. Он так думал, не зная, что второй раз спас младшего. Впервые — в отряде повстанцев, повторно — там, у болота. Не стоило Билли, впрочем, знать, что брат выжил. Так выжил.
Больше младший его никогда не видел...
Хотя нет, это неправда.
Морщинистые руки, похожие на руки тетушки Морны, отпустили его, воды сомкнулись над головой... Это младший временами видит во сне, особенно ясно — когда рассеянный дневной свет все же добирается до него, тревожит и чуть щиплет веки сквозь шторы.
Брата никогда не видит — это верно.
Просто просыпается вечером, встает, потягивается — длинные руки, по-прежнему по-мальчишечьи тонкие, — и рассеянно зачесывает назад волосы. Совсем как Билли.
В его карманах водятся табак — сигареты, а не трубка, правда, он не курил трубку лет шестьдесят, — заколка какой-то Сэнди, или, если совсем повезло, записка с телефоном некой Молли. Он не умеет стрелять, но это явно умеет девчонка, что задыхается от бега рядом с ним на пассажирском сидении пикапа, пряча в сумочку злополучный пистолет. Она в сотню раз красивее всех Молли и Сэнди вместе взятых, да и Мэри с Сайни ничто рядом с ней, и брат бы порадовался за него, а после помер бы от зависти, если бы ее увидел.
— Я Тюлип, — представляется дамочка, решив, видимо, проявить вежливость.
Брат смотрит на него из зеркала уже восемь десятков лет, хоть что-то от брата, хотелось бы думать. Если уж приходится носить в себе, да еще и вечность, часть того, кто отнял его жизнь, то странно не сохранить хоть что-то от того, кто ее оберегал. Проншиас до смешного упорно не верит в ангелов-хранителей и прочую подобную чушь, но всегда привычно называет его имя, носит, как талисман:
— Кэссиди.
Название: Виноват кофе
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 912 слов
Канон: Preacher (TV show)
Пейринг/Персонажи: Фиор, ДеБланк, Генезис
Категория: джен
Жанр: юмор, абсурд, повседневность
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: намек на насилие, кофеин, близость апокалипсиса, вольное обращение с каноном.
Краткое содержание: Присматривать за ребенком непросто. Присматривать за существом, превосходящим по силе Бога - тем более.
От автора: Любимый текст Сератна с этой битвы, если я не ошибаюсь
Написан от большой любви к ангельской "семейке" и от любви к пресловутой Сератне X)читать дальшеАдефи — ангелы-ученые.
Следовательно, новый объект должен быть изучен.
— Наша задача — исследовать и оберегать. Так что вылезай из-под кровати.
— «Кровать». Спасибо, что напомнил, как называется эта штука.
ДеБланк возвел очи горе, сел на постель — нарочно плюхнулся потяжелее, чтобы Фиору пришлось несладко от прогнувшихся пружин — и мысленно начал считать от миллиона в обратном порядке. Нельзя было предугадать, сколько времени понадобится напарнику на этот раз. Фиор рассказывал, что в процессе расследования дела о совокуплении ангела и демона он, впервые услышав о содеянном отступниками, не мог прийти в себя как минимум земные сутки.
На счет 999 874 из-под покрывала показались покрытая редкими светлыми волосами голова и плечи.
— Вылезай, — повторил ДеБланк. — Ты и так его нервируешь.
— Я — нервирую? — округлил Фиор глаза. — Это... создание одним фактом своего существования ставит под угрозу весь мировой порядок, а ты говоришь, что я его нервирую?!
— Именно.
— Возмутительно.
— Возмутительно, что ты говоришь не со мной и не с ним, а с моим ботинком и пылью на полу. Это непрофессионально.
Фиор выбрался наружу, отряхнулся, стараясь держаться подальше от комода.
На комоде стояла жестяная банка из-под кофе — мирно, невинно разместившись между отельным буклетом, полотенцем и табличкой «Не беспокоить», снятой с дверной ручки.
— В конце концов, он всего лишь ребенок, — заметил ДеБланк. — По статистике детей-убийц не так уж и много. А детей-убийц ангелов не было в истории совсем, и Генезис не будет первым.
— Возможно, для нас он не опасен, но ты помнишь, на что он способен? Это была плохая идея — взять его с собой на землю...
— Ему тут нравится. Ребенок должен расти в благоприятных и комфортных для него условиях.
— Он удрал за пределы Галактики, как только вырвался!
— Но он вернулся.
— Поубивав кучу смертных.
— На то они и смертные, чтобы умирать. Многие из них заслужили рай, так мы и нашли его, через новичков в приемной апостола Петра, разве нет?
— Мир их праху.
— Да пребудут их души в покое. И ты, — ДеБланк ткнул в Фиора пальцем. — Не паникуй. И научись находить с ним, — он перевел палец в направлении банки, — общий язык.
— Я научусь, — кивнул Фиор. — Иначе миру конец.
— Вот и молодец, — ДеБланк поставил на стул рядом с кроватью шарманку, открыл крышку и взялся за рукоятку. — Приближается ночь. На этот раз ты споешь ему, чтобы он уснул.
Фиор нервно сглотнул.
— Не думаю, что это хорошая идея, — проговорил он, присев на постель и зажав между колен ладони.
— Ему нравятся песни. И вообще детей успокаивают колыбельными.
— Может, то, что он такой... беспокойный — из-за кофе? Эта банка... Кофе обладает тонизирующим эффектом, и, подбери мы другой сосуд, вероятно, Генезис был бы спокойнее...
Словно откликаясь на его слова, банка чуть сдвинулась на полке, издав странный звук, похожий на звон порванной струны и крик касатки разом.
— Ты полагаешь, что Генезис непредсказуем из-за кофе? Ты думаешь, что на самое могущественное существо во Вселенной могут оказывать влияние кофейные зерна? Фиор, это глупо. Спой ему «Дрема, Истома и Сон» и уложи спать дитя.
Фиор тихонько вздохнул и кивнул, выражая согласие. Банка мелко задрожала, постукивая о комод. ДеБланк начал крутить ручку, извлекая из шарманки заунывные звуки, а Фиор запел:
Дрема, Истома и Сон как-то раз
Вниз по хрустальной реке
Поплыли ловить волшебный алмаз
В стареньком башмаке...
Крышка с шипением сорвалась с банки и ударилась о потолок.
ДеБланк замер, и шарманка, жалобно скрипнув, умолкла.
— Кажется, ему не понравилось, — проговорил Фиор.
Едва видимое глазу нечто рванулось вверх, следом за крышкой, проделав аккуратную круглую дыру в потолке.
ДеБланк подошел к комоду и взглянул наверх. Соседка из номера этажом выше показалась в отверстии и пронзительно заверещала:
— Это еще что такое? Неуважение к частной жизни! Чертовы вуайеристы! А в стенах здесь прослушка, да? Дорогой, что я говорила? А ты еще утверждал, что это хороший отель! А это еще что?..
ДеБланк зажал уши от последовавшего за этим вопля соседки и издаваемых Генезисом звуков. На этот раз они напоминали расстроенную скрипку.
— Ты сфальшивил, — убежденно сказал он Фиору. — Теперь все очень плохо.
— А раньше было лучше? — спросил Фиор.
К женским воплям наверху добавились крики мужчины — видимо, мужа. Потом все резко стихло.
Фиор вынул из дорожного сундука замотанные в тряпки меч и щит и продолжил деловито копаться там.
— Это уже устарело, — заявил ДеБланк. — Теперь в моде огнестрельное оружие.
— Мушкеты?
— АКМ.
Фиор снял надетый было рыцарский шлем.
— Ты ведь читаешь книги людей, — с укором сказал ДеБланк.
— Последними были комиксы по артуровскому циклу. Там был демон, соединившийся с человеком. Человек мог погибнуть, но демон, слитый с его душой усилиями мага, исцелил и укрепил его...
— Ты увлекаешься. И уходишь от насущных проблем. Я думаю, что нам могут пригодиться гранаты. И стоит купить сборник стихов для детей, быть может, дело в песне, она ему просто наскучила...
— Постой, — Фиор вздрогнул от мелькнувшей у него мысли. — А если Генезис — как тот демон? Если он объединится со смертным...
— Душа, — переменился в лице ДеБланк. — Вероятно, ее он ищет на земле. Собирайся. И нам стоит запастись еще и парой ракет, или они недостаточно мобильны?
Фиор сунул в сундук банку и шарманку, захлопнул, попробовал приподнять — без щита, меча, шлема и двух комплектов нагрудников он стал куда легче. Временно.
— Бензопила, — сказал Фиор. — Если Генезис сольется с человеком, она может понадобиться.
— Не думаешь, что это слишком?
Фиор решительно помотал головой.
Самое сильное в мире существо-младенец сейчас совершало очередной смертоносный и бесконтрольный тур по земле, и это напоминало начало апокалипсиса.
И да, Фиор продолжал думать, что кофе сыграл в этом не последнюю роль.
WATCHMEN
Название: Белая тишина
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 800 слов
Канон: Watchmen (comics, movie)
Пейринг/Персонажи: Джонатан Остерман (Доктор Манхэттен), Уолтер Ковач (Роршах)/Китти Дженовезе
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Примечания/Предупреждения: насилие, смерть персонажа, возможен налет ООС, элементы гета.
Китти Дженовезе - героиня комикса Watchmen и реальное лицо.
Краткое содержание: Говорят, в момент, предшествующий смерти, перед глазами проносится вся жизнь. Иногда - перед глазами убийцы, оказывается.
От автора: Фик по "Хранителям" появился внезапно. Это редкая птица у меня - фики по ним. Налет ООСа есть. Но мне зачем-то жизненно понадобился именно такой ракурс Роршаха и Манхэттена, именно непривычный. Пошла на риск.
читать дальшеЭтого не было в реальности. Он знает почти наверняка — не было.
Он ведь никогда не видел ее живой — только черно-белую фотографию на газетной странице. Однако он точно знает, что болен, а больное расколотое сознание и не такое способно породить.
Не только чудовищ, но и ее.
Она невысокого роста — не выше его самого даже на каблуках.
— Можете мне помочь? — у нее приятный голос, и взгляд черных блестящих глаз-угольев смущает его. Хорошо, что она его не разглядывает, как это делают многие, брезгливо и оценивающе — а не ждать ли от этого типа какого вреда. Она смотрит прямо и открыто, глаза в глаза, и это ему нравится.
Уолтер не любит женщин — они будят в нем тревожные, смутные желания, воспоминания о матери, грязные, за которые ему хочется схватиться за собственное горло и сдавливать его до тех пор, пока не хрустнет — как еще от такого отмыться? Но в ней есть что-то пронзительно-чистое, невинное — в нежной округлости щек, в тонкой открытой шее с кольцами коротких темных волос. То, что не вызывает у него отторжения, но заставляет пульс резко менять ритм и разжигает неожиданный жар внутри.
— Я? — глупо и хрипло переспрашивает он, прекращая мести пол в цеху и опершись на щетку.
— Я хотела бы заказать платье из этой самой новой ткани, вы ведь ее уже видели? С подвижным узором.
— Вам стоило бы обратиться в ателье. Не на фабрику.
— Да бросьте! Ее просто нет в продаже, это же новинка. Я хорошо заплачу за индивидуальный заказ. Найдете мне тут человека, который за него возьмется?
Она не похожа на богатенькую — платье, опережающее моду, всего лишь прихоть, игрушка, за которую она готова выбросить на ветер, быть может, месячную зарплату, а то и больше. Уолтер не из тех, что ведутся на капризы, но он сам не понимает, как вышло, что она прошла по цеху дальше, и почему он пошел следом. Через память и ее образы струится пронизывающий их насквозь молочно-белый туман, и ее тонкие пальцы пробегают по ткани, переливающейся переменчивыми чернильными пятнами поверх туманно-белого.
— Это она. Удивительная, верно?
— Удивительная, — как во сне, повторяет он, стараясь отвести взгляд от черноты ресниц и кудрей и белизны кожи.
Они в его каморке, той, где он живет при фабрике, и она снимает плащ. Желтая лента мерки струится вдоль спины, и Уолтер отмечает в блокноте нужную длину будущего платья. Измеряет ширину плеч, прижимая ленту кончиками пальцев к теплому телу.
Все эти цифры и отметки потом пригодятся гробовщику.
Китти будет кричать, когда на нее нападут по пути к собственной квартире. Изнасилуют и убьют в собственном дворе, а соседи будут гасить свет в окнах и задергивать шторы, словно ткань способна приглушить крики. Словно ткань может стать препятствием злу.
И никто не выйдет из дома.
Он не снимал мерок и не шил ей платья, он даже не встречался с ней.
И это не ему, сидящему перед ней, она бросила на колени скользкое и прохладное платье, все в изменчивых кляксах.
— Отвратительно. Это никуда не годится. Настоящее уродство.
Ему кажется, словно она говорит не о платье, а о нем самом, и ему хочется спрятаться от нее, от всех, зарыться рябым уродливым лицом в прекрасную нежную ткань, сохранившую вопреки времени и здравому смыслу аромат ее кожи.
Аромат самой жизни.
Черно-белое перед его глазами превращается в сплошное черное, чтобы затем смениться синим светом — такой же резкий всплеск цвета посреди монохромного, как красная кровь в чернильной темноте переулка. Сияние, источаемое телом Доктора Манхэттена, приглушено закрывающей глаза Уолтера маской и слепящей белизной метели, но все равно невыносимо, неправильно яркое.
— Что вы видите, Уолтер?
— Красивую бабочку, — врет Роршах, глядя на черные кляксы.
Что видит, глядя сейчас на них же, Манхэттен, совершенно не важно.
Китти в его каморке выпутывается из платья, брезгливо стягивая с себя непослушную, словно прирастающую к коже, ткань.
Уолтер стягивает маску, скроенную из ее платья, отделяя от себя не нужного больше Роршаха.
Китти Дженовезе сочувственно улыбается ему сквозь метель с того света — если есть тот свет — близкая, как никогда. Именно так на прощанье улыбается жизнь.
Белизна ослепляет его, и Уолтер кричит в отчаянии, как кричала она — крик, на который никто не придет.
***
Доктор Манхэттен смотрит на свои пальцы, обагренные кровью Роршаха, на темные кровавые кляксы на снегу.
Для него не существует времени, сокровенности чужого разума и тайных желаний. Реальность Уолтера Ковача еще какие-то мгновения мельтешит перед ним черно-белыми призраками, и он проходит сквозь нее, как сквозь очередной зыбкий туман человеческого, преходящего, тленного.
Так странно. Кажется, что Роршах никогда никого не любил. И странно, что он плакал.
Из-за жертв Вейдта? Из-за мира? Из-за себя?
Из-за той девушки?
Крик умирающего человеческого существа — человечества, Уолтера, Китти — безмолвно звенит, леденея на холодном ветру.
Босые ступни висят в воздухе, не касаясь снега, и синий призрак плывет над мерзлой пустыней, спокойный и невозмутимый, как всегда, лишь самую малость нахмуривший свое безупречное иконописное чело.
Доктор Манхэттен ничего не знает о людях и знает о них все.
Больше, чем они сами.
JOHN CONSTANTINE: HELLBLAZER
Название: Звезда
Автор: WTF DC 2018
Бета: Oriella
Размер: драббл, 379 слов
Канон: John Constantine: Hellblazer (comics)
Пейринг/Персонажи: Джон Константин, Астра
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Примечания/Предупреждения: Немного брани, кровь, оторванные конечности, смерть персонажа. Написано по комиксам Гарта Энниса.
Краткое содержание: Джон Константин и его кошмары. Все как обычно.
Задание: карта Таро «Звезда» в перевернутом значении "крушение надежд, отсрочка на неопределенный срок".
Фикбук: ficbook.net/readfic/6658112
От автора: Очень простая работа, на самом деле. Но, кстати, она долго "болела".
Написана на смерть Ю. Покойся с миром.
читать дальше
Моей звезде не суждено тепла, как нам, простым и смертным...
Аквариум
Аквариум
Он просыпается по утрам под звуки будильника — надтреснутый хрипловатый электрический гул, перекрывающий хруст костей и треск разрываемых сухожилий, — ощущая в руке ее ладонь.
Маленькая детская ладошка. Огромные глаза на крошечном личике и это самое умоляющее: «Ты ведь поможешь мне?»
Какое там. Ему бы кто помог.
Он спивается, продает душу демонам, обводит демонов вокруг пальца, колется и нюхает разную дрянь, дымит, как пароход, отхаркивает кусочки собственных легких, дерьмово, но живет.
Она — нет.
Демоны сожрали ее душу. Ее засосало в гребаный потусторонний мир ебаным адским душесосом, ее кровь вытянул Нергал через коктейльную трубочку — и тянет из него, Константина, заодно. Без всякой магии, хватает его, Константина, собственной блядской совести — видимо, эту лошадь еще не убил никотин из «Силк Кэт».
Однажды, в очередной пьяный — а как еще уснуть? — сон Астра приходит совсем другой. И он рад бы не узнать ее такой, но узнает.
Она вся сияет, словно и правда стала звездой, под стать своему имени. Ее тело наполнено иссиня-белым ослепительно-ярким светом, кожа прозрачна, как стенки стеклянного сосуда, волосы похожи на извивающиеся потоки белесого сигаретного дыма, в глазах-безднах космос плещется нефтяной чернотой и поблескивает неведомыми галактиками. Она — целая вселенная, безупречность и гармонию которой разрушает изуродованная культя оторванной Нергалом руки.
И разрушает то, откуда она.
— Ты пришла, чтобы забрать меня, — шепчут его губы уже не во сне, и Джон знает, что спит, и знает, что глаза его открыты наяву, невидящие.
— Я пришла, чтобы ты увидел, что я такое теперь. И чтобы сказать, что я тебя ненавижу. И больше никогда не попрошу о помощи.
— Я по-прежнему хочу помочь тебе, Астра.
— Джон, — звездное дитя качает головой. — Посмотри на себя. Кому из нас нужна помощь?
Он знает, что близок к смерти. Кровь наполняет горло во сне, и это не демоны, не Астра, что стала одним из них, а только гребаный рак.
Кто бы помог ему, ведь надежды почти не осталось.
Астра целует его в покрытый ледяным потом лоб. Это было бы ласково, если бы не оскаленные акульи зубы и смрад от ее дыхания рядом с его лицом. Она пахнет гниением и серой, кто бы сомневался.
— Я больше не приду, — шепчет Астра ему в ухо. — Этот раз — последний.
В последнее мгновение он видит ее не прежней. И это перед погружением во тьму мучает его больше всего.
@темы: Preacher, фантворчество, DC, Watchmen
-
-
19.03.2018 в 14:50Спасибо =)
-
-
19.03.2018 в 14:51-
-
19.03.2018 в 15:11Все именно так. Спасибо!
Впрочем, "Ирландский кофе" мне тоже очень нравится.