читать дальшеЯ весь день вчера думала, как относиться к тому, что родители Бодлеров в сериале живы. Как вообще относиться к этим прянично-мягким тонам, над которыми смеялась первая экранизация, и которые снижают общую мрачность во второй. То же самое розовое платье Вайолет делает многое, серьезно, если говорить о визуальных деталях. Читая о работе Любецки над первой экранизацией (оператор, по сути, "раскрасивший" мир фильма скупыми и тусклыми красками, своими для каждой локации (например, синий и черный для дома Ануистлов, желтоватый для дома Монтгомери, черный, серый и зеленый для логова Олафа), снова заморочилась. И поняла.
Пока - отрицательно.
Что в том, что старшие Бодлеры живы, хорошо - вот вам луч света в конце тоннеля, вот вам новая детективная интрига и приманка для тех, кто книги читал, но им дали новенького, вот оно, торжество справедливости... Хотя родителей могут убить, и это будет ужасно жестоко теперь, потому что к трагедии детей добавится акцента, но я в этом сомневаюсь. Почти уверена - так не будет.
Почему я такая злая и внезапно желала бы смерти хорошим персонажам? Да потому, что в реальности, которой так близка в плане идей взросления серия Хэндлера, есть вещи, как верно замечено Лемони в первых сериях, кстати, которых не изменить. И есть люди, которых не вернуть. Помню, в свое время меня тем и потрясли в хорошем смысле "33 несчастья": там настоящая смерть. Настоящее некуда, при всей декоративности обстановки. И настоящее страдание, правда, превращенное уже в общую меланхолию. Ты в темноте на темной лестнице и из-под твоей ноги куда-то исчезает ступенька - самая любимая и точная из сникетовских метафор.
Что до света в конце тоннеля и надежды - так несмотря на сказанное выше, этот самый свет в книгах был. И в фильме был. Но не в конце тоннеля, а - рядом. В тебе самом и твоих близких.
Я рада, что они делают серию более оптимистичной, но она подвыцвела, видимо, за годы, пока ее швыряло от одних адаптаторов к другим. Сама смотрю оптимистично на сериал, но вот почему-то чем больше думаю, тем мне грустнее. Эх.